Сара Дейн - Страница 83

За эти месяцы стало очевидным, что женщины колонии во всем следовали за Элисон Барвелл. Они не сразу стали наносить визиты в Гленбарр, но на улицах Сару приветствовали едва заметными поклонами, а в лавке былое желание не замечать ее совсем исчезло. Но по мере того как зима подходила к концу, в Саре утверждалась уверенность, что Элисон подозревает, что между ее мужем и той женщиной, которую по его настоянию она должна звать своим другом, существуют какие-то отношения. Она довольно часто бывала в Гленбарре и, в свою очередь, приглашала Сару в свой дом на дороге в Парраматту, который они купили у офицера, возвратившегося в Англию. Но она действовала, повинуясь приказу, как будто Сара сама по себе представляет гораздо меньшую ценность, чем необходимость доставить удовольствие Ричарду. Они так и не достигли близости в отношениях, но Элисон и не принадлежала к числу женщин, которые стремятся к близким отношениям с другими. Весь ее мир заключался в Ричарде, а остальные люди существовали лишь в зависимости от него. Она, казалось, рассматривала мужа Сары Маклей как источник тех жизненных благ, которых требовал Ричард: лошадей, хорошего вина, платьев, совершенно необходимых, если она хочет, чтобы Ричард и дальше смотрел на нее с восторгом. Эндрю Маклей также дал денег на ферму, которая в один прекрасный день, полагала она, позволит им пользоваться роскошью, не взятой в долг. Она безгранично верила в способность Ричарда обрабатывать землю с помощью надсмотрщика над батраками и выполнять свои обязанности по казарме. В Новом Южном Уэльсе в ту пору было много людей, сочетавших эти занятия; им удавалось сколотить небольшие состояния. Чего не замечали ни Ричард, ни Элисон, так это того, что у Ричарда не было никаких фермерских способностей и что он практически не имел шансов сравняться с проницательностью, беспощадностью и откровенным тщеславием остальных. Они с женой жили мечтами о будущем, когда ферма Хайд сделает их хотя бы умеренно преуспевающими, а для Элисон преуспевание также означало надежду, что ей не нужно будет так часто бывать в Гленбарре, так как они перестанут быть должниками его владельцев. А пока было удобно, более того — это было как рука Провидения, — черпать деньги по мере надобности из постоянного источника, который Эндрю Маклей, казалось, не собирается перекрывать. Роскошь стоила дорого. Элисон с сожалением отметила, что они неприлично задолжали Маклеям, но, говорила она себе, если им предстоит преуспеть, то начинать нужно именно сейчас и тем путем, который для них открыт.

Итак, на протяжении всей зимы Сара и Элисон продолжали выставлять напоказ свою дружбу: жены офицеров колонии начали кланяться и кивать миссис Маклей, когда их каретам случалось проезжать мимо по грязным улицам Сиднея. Постепенно среди сплетниц возникло мнение, что «Сара Маклей, конечно, сильно отличается от других ссыльных». Один-два мужа высказали мысль, что их жены могли бы пригласить Сару на чаепитие. Было прекрасно известно, что она имеет сильное влияние на собственного мужа, а в колонии было немало людей, которые по той или иной причине хотели сохранить благосклонность Эндрю Маклея.

Пока все это происходило, зима уступила место теплой весне. Ричард продолжал время от времени посещать Гленбарр, чтобы рассказать Саре о своих планах, выслушать, кивал, ее одобрение и пренебречь ее советами. Если Эндрю был дома, Ричард оставался очень недолго, если же они были одни, он засиживался перед камином, беспрерывно разговаривая, пока не устанавливалась снова та давняя атмосфера близости во время прогулок по низине Ромни. И всегда, уезжая из Гленбарра, он пускался в бешеную скачку, и по его лицу было видно, что с его души снят огромный груз. Иногда он отправлялся не прямо домой или в казармы, а по боковой дороге скакал к Саут Хеду.

Однажды лодочник Тэд О'Молли видел его на этой дороге после посещения Гленбарра. Он сказал об этом Энни, а та тут же передала Саре, что капитан Барвелл скакал по дороге, распевая во все горло солдатскую песню со странным, диким выражением на лице.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

I

Сара издала громкий вздох облегчения, когда в конце дороги показались широко разбросанные дома деревушки Касл Хилл. Теперь уже недалеко, успокаивала она себя. Три мили за этим маленьким поселком впереди, по колее, ведущей влево, и дугой ярдов в двести, подходящей к обшарпанному зданию фермы, известной в этих местах по имени владельца Приста. Джозеф Прист умер четыре месяца назад, а в течение последних шести недель Маклеи стали владельцами этого истощенного, заброшенного хозяйства. «Скоро здесь все будет процветать, — подумала Сара. — Эндрю никогда не успокоится, его честолюбие безмерно».

Они с Джереми вдвоем жили на ферме в убогой хатенке с протекающей крышей, совсем одни, если не считать хилого работника из бывших ссыльных — единственного оставшегося от почти дюжины батраков, трудившихся на ферме. Груды бочонков из-под рома, наваленные в углу двора, были красноречивым свидетельством того, от чего ферма пришла в упадок. Но дело не казалось безнадежным. После нескольких недель совместного усиленного труда Джереми должен был остаться, а Эндрю вернуться в Сидней. Именно Джереми предстояло провести ферму Приста через самые трудные годы возрождения, в то время как нетерпеливая натура Эндрю будет искать сотню других занятий.

Обо всем этом Эндрю написал Саре в своих двух наспех составленных письмах. Она представила себе ферму такой, как он ее описал, но даже ее ужасающий упадок был скрашен и смягчен буйством весенних цветов. Сара отбросила письмо и, поддавшись порыву, сложила в дорожную корзину свои самые старые платья, приказала уложить в тарантас побольше еды и кухонную утварь. Она оставила лавку на молодого Клепмера, Гленбарр — на Беннета, а детей — на Энни.